Некоторые статуи Микеланджело Буанаротти не были полностью закончены. Ближе к постаменту - необработанный, грубый мрамор. А он утверждал, что лишь в незавершенности остается жизнь. И я все еще верю, что во всем, что не нашло своего конца, во всем не доведенном до финального аккорда, не отчеркнутом одним взмахом пера, остается неугасающее, живое, бьющееся, дышащее, готовое возродиться в каждую секунду!
Но не теперь -о!- не теперь. Это оказалось невидимым для всех, но огромной победой меня над...самой собой. Над собой прошлой, над собой настоящей. Ты же умираешь с каждой секундочкой в моем сознании; я отплываю стремительно, берег отдаляется, погружаясь в туман, соленый ветер затягивается узлом вокруг моей шеи, я вдруг возношусь над обыденностью. Я обретаю наивысшие искусность и ловкость. Я иду по канату над Ниагарским водопадом. Я – один из великих. Я Микеланджело, ваяющий бороду Моисея. Я Ван Гог, пишущий чистый солнечный свет. Я Горовиц, играющий Императорский концерт. Я Джон Барримор, еще не взятый за горло киношниками. Я Джесси Джеймс и два его брата – все трое сразу. Я У. Шекспир. И вокруг меня уже нет никакой школы – это Нил, Том, это Нил, – и барка Клеопатры скользит по водам.
place-where-we-can-hide
| понедельник, 03 октября 2011